– Во-вторых, улица эта очень тихая. Приходите и уходите быстро, не вступайте в разговоры с соседями, не заводите знакомств. Помните, Марко, вы оставляете следы. Чем заметнее след, тем больше шансов, что вас найдут.

– Я слышал это уже раз десять.

– Выслушайте еще раз.

– Успокойтесь, Луиджи. Соседи меня не увидят, обещаю. Мне здесь нравится. Куда лучше моей тюремной камеры.

Глава 14

Заупокойная служба по Роберту Крицу состоялась в похожем на клуб мавзолее в шикарном пригороде Филадельфии, города, где он родился, но куда не приезжал по меньшей мере тридцать последних лет. Он умер, не оставив завещания или иных распоряжений, возложив на несчастную миссис Криц не только бремя доставки его останков из Лондона, но и решения относительно того, как с ними поступить.

Сын настаивал на кремации и довольно скромном захоронении в мраморном склепе, защищенном от непогоды. В эту минуту миссис Криц готова была согласиться на любой вариант. Семичасовой перелет через Атлантику (во втором классе) с останками мужа в багажном отсеке под ее ногами, в специальном ящике, предназначенном для транспортировки покойников, едва ее не добил. А затем еще и хаос в аэропорту, где ее никто не встретил и не избавил от неприятных хлопот. Чудовищная неприятность!

На службу пускали по приглашениям – это условие поставил экс-президент Артур Морган, не желавший кого-либо видеть после двухнедельного пребывания на Барбадосе. Если он и был опечален смертью друга всей своей жизни, то никак этого не показал. Он настолько дотошно вникал в детали похорон вместе с членами семьи Крица, что его уже хотели попросить не соваться не в свое дело. И дату похорон перенесли из-за Моргана. Порядок службы и поминания его тоже не устраивал. Он неохотно согласился произнести прощальное слово, хотя предупредил, что оно будет совсем кратким. Дело в том, что он недолюбливал миссис Криц, которая, впрочем, платила ему той же монетой.

Семье и немногим собравшимся друзьям казалась совершенно неправдоподобной версия о том, что Роберт Криц напился в лондонском пабе, а потом, кое-как выйдя на улицу, упал под колеса проезжавшей машины. Когда вскрытие показало изрядный уровень героина в крови, миссис Криц была просто ошеломлена и попросила протокол вскрытия запечатать и никому не показывать. О наркотике ничего не сказала даже детям. Она была абсолютно уверена, что ее муж никогда не прикасался к запрещенным наркотикам – пил он много, но об этом мало кто знал, – и преисполнилась решимости сохранить его доброе имя.

Лондонская полиция охотно согласилась припрятать протокол и закрыть дело. У детективов, разумеется, оставались вопросы, но дел было выше головы, да к тому же вдова хотела как можно скорее добраться до дома и оставить неприятности позади.

Служба началась в четверг в два часа дня – на этом времени тоже настоял Морган, чтобы успеть добраться на частном самолете в международный аэропорт Филадельфии, или Филли, как именуют свой город местные жители, – и длилась час. Пригласили восемьдесят два человека, пришли пятьдесят один, причем большинство – из любопытства поглазеть на экс-президента, а не ради прощания со старым другом. Заупокойную службу доверили протестантскому священнослужителю, принадлежащему к какому-то неопределенному направлению. Криц лет сорок не переступал порог церкви, если не считать свадеб и похорон. Перед священнослужителем стояла нелегкая задача оживить память о человеке, которого никогда не видел, и, хотя он отважно пытался это сделать, все потуги закончились провалом. Он прочитал отрывок из Книги Псалмов. Произнес молитву, которая бы равно годилась и для человека, глубоко верующего, и для серийного убийцы. Произнес слова утешения членам семьи, людям ему абсолютно не знакомым.

Вместо согревающего душу прощания получилось отпевание, холодное, как мраморные стены помещения. Морган, покрытый непристойным для февраля бронзовым загаром, попытался чуточку повеселить собравшихся смешными историями из жизни старого друга, но все равно у него был вид человека, который ждет не дождется, когда снова окажется на борту самолета.

Дни, проведенные Морганом под барбадосским солнцем, убедили его в том, что вина за провал избирательной кампании всецело лежит на Роберте Крице. Он никому не сказал об этом открытии, да и говорить было некому, поскольку в коттедже на берегу моря не было никого, кроме него самого да туземной обслуги. Но он затаил обиду, в немалой степени омрачившую дружеские чувства к покойному.

Когда служба выдохлась и подошла к концу, он не стал задерживаться. Ритуально обнял миссис Криц и ее детей, обменялся несколькими словами с друзьями, пообещав встречу через несколько недель, и поспешил прочь в сопровождении неотлучного эскорта секретной службы. Телекамеры были установлены за забором кладбища и экс-президента не запечатлели. Он сидел, пригнувшись, на заднем сиденье одного из двух черных лимузинов. Пять часов спустя он уже расслаблялся у бассейна, любуясь очередным карибским закатом.

Хотя на службу пришло не так много людей, за церемонией было установлено пристальное наблюдение. Она еще не кончилась, а Тедди Мейнарду уже положили на стол список из пятидесяти одного человека. Никто не вызвал подозрений. Просматривая список, директор ЦРУ ни разу и бровью не повел.

Чистое убийство. Результаты вскрытия похоронены отчасти благодаря миссис Криц, но также и тем ниточкам, которые пришлось подергать в кругах повыше лондонской полиции. Тело обратилось в пепел, и мир скоро забудет о Роберте Крице. Его идиотская попытка проникнуть в тайну исчезновения Бэкмана в конечном счете не причинила вреда плану.

ФБР попыталось установить скрытую камеру в часовне, но не преуспело. Хозяин решительно воспротивился и не поддался серьезному нажиму. Он позволил расположить камеры снаружи, что дало возможность с близкого расстояния запечатлеть скорбящих, когда они входили и выходили. Кадры распечатали, быстренько составили список, и через час после службы он лег на стол директора.

Накануне гибели Роберта Крица ФБР получило поразительную информацию. Она была совершенно неожиданной и поступила от отчаявшегося корпоративного мошенника, перед которым замаячила перспектива провести следующие сорок лет в федеральной тюрьме. Этого менеджера крупного инвестиционного фонда поймали на махинациях с выплатой паевых процентов – обычный для Уолл-стрит скандал, связанный всего лишь с несколькими миллионами долларов. Но этим инвестиционным фондом владел международный банковский синдикат, и этот мошенник сумел за многие годы службы войти в узкий круг его руководителей. Фонд приносил большую прибыль в немалой степени благодаря его таланту занижать выплаты. Это не осталось незамеченным, и менеджера ввели в совет директоров и предоставили роскошный дом на Бермудах, где размещалась штаб-квартира корпорации для ведения тайных операций.

Чтобы не проводить остаток жизни в тюрьме, он проявил готовность поделиться кое-какими секретами. Банковскими секретами. Грязью оффшорных операций. Он заявил, что может доказать, будто бывший президент Морган в последний день пребывания в должности продал по меньшей мере одно помилование за три миллиона долларов. Деньги были переведены по телеграфу из банка на Каймановых островах в сингапурский банк, на счет, открытый подставной компанией, фактически принадлежащей старому приятелю Моргана. Деньги, если верить доносу, предназначались Моргану.

Когда телеграфные переводы денег и счета были перепроверены и подтверждены ФБР, на стол тут же легло некое соглашение. Мошеннику предстояло теперь провести всего два года под домашним арестом. Взятка за президентское помилование была настолько сенсационным преступлением, что оно стало в Гувер-билдинг [18]  высшим приоритетом.

Информатор не мог определить, чьи деньги покинули банк на Каймановых островах, но для ФБР было очевидно, что только двое из помилованных Морганом обладали достаточным потенциалом для выплаты такой взятки. Первым и наиболее вероятным казался граф Монго, престарелый миллиардер, побивший рекорд уклонения от уплаты налогов по крайней мере среди частных лиц. Среди корпораций – другое дело, тут еще можно было спорить. Однако информатор решительно склонялся к тому, что это не Монго, потому что за спиной графа тянулся длинный шлейф безобразных скандальных тяжб с означенными банками. Он предпочитал иметь дело со швейцарскими банками, что подтверждало и ФБР.